Эксперименты при разделенных больших полушариях мозга

[Elcar]

У людей операция по рассечению мозолистого тела применялась как эффек­тивное средство лечения в случаях особо тяжелых форм эпилепсии. Роджер Сперри с сотрудниками подвергал таких пациентов, спустя некоторое время после операции, многочисленным психологическим тестам. При этом в левом и правом полях зрения испытуемых помещались никак не связан­ные друг с другом предметы, так что левое полушарие получало информацию только о том, что располагалось с правой стороны, а правое полушарие — с левой. Если спра­ва предъявлялось изображение карандаша, а слева — чашки, то тестируемый произ­носил: «Это карандаш», поскольку имен­но карандаш, а не чашку, воспринимала та половина мозга, которая явно отвечает за речевые способности. Однако левой ру­кой испытуемый выбирал блюдце, а не лист бумаги, считая его ассоциативно более под­ходящим к чашке. Левая рука находилась «в подчинении» у правого полушария, кото­рое, хотя и не могло оперировать словами, все же было способно производить опреде­ленные, довольно сложные и типичные для человека действия. Было высказано пред­положение о том, что за «геометрическое мышление» (особенно пространственное во­ображение) и музыкальное восприятие от­ветственно, в основном, правое полушарие, а за речевые и аналитические способно­сти — левое. Правое полушарие мозга мо­жет понимать общеупотребительные суще­ствительные и элементарные предложения, а также выполнять простейшие арифмети­ческие действия.
Самое поразительное, что при разде­лении полушарий они ведут себя как две практически независимые индивидуально­сти, с каждой из которых экспериментатор может общаться по отдельности хотя об­щение с правым полушарием носит более примитивный характер и значительно за­труднено по сравнению с левым из-за от­сутствия речевых способностей. Каждая по­ловина головного мозга может поддержи­вать связь с другой половиной косвенным путем, например, наблюдая за движениями руки, контролируемыми другой стороной, или слыша звуковые «подсказки» (такие, как стук блюдца). Но в хорошо контро­лируемых лабораторных условиях даже эта примитивная связь может быть устранена. Однако от одной половины к другой все же могут передаваться неясные эмоциональные ощущения, предположительно потому, что нерассеченные структуры мозга, такие как гипоталамус, по-прежнему связаны с обои­ми полушариями.
Возникает искушение задать вопрос: неужели перед нами — два различных инди­видуума, обладающих сознанием и пребы­вающих в одном теле? Этот вопрос вызвал бурную полемику. Одни без сомнений отве­чали на этот вопрос утвердительно, другие считали, что ни одна из сторон не должна рассматриваться как полноценная личность. Некоторые утверждали, что общность эмо­циональных ощущений может служить до­казательством существования только одной личности. Еще одна точка зрения состоит в том, что сознательного индивидуума пред­ставляет только левое полушарие, а правое — просто автомат. Этой точки зрения придер­живаются те, кто считает речевые способно­сти обязательной составляющей сознания. Само собой, только левое полушарие может убедительно заявить «Да!» в ответ на во­прос: «Обладаешь ли ты сознанием?». Пра­вому полушарию, подобно кошке, собаке или шимпанзе, может быть трудно даже по­нять отдельные слова этого вопроса, не го­воря уже о том, чтобы правильно ответить на него.
И все же пока вопрос остается откры­тым. В недавних экспериментах, проведен­ных Дональдом Вильсоном и его коллегами (Вильсон и др. [1977], Газзанига и др. [1977]), при наблюдениях за пациентом с разде­ленным мозгом (назовем его "P. S."), бы­ли получены весьма интересные результаты. После операции по разделению полушарий только левое полушарие обладало речью, но понимали речь оба полушария, а позднее правое полушарие научилось и воспроизво­дить речь! Несомненно, что оба полушария были наделены сознанием. Более того, это были два отдельных сознания, поскольку их желания и пристрастия были совершенно различны. Например, левое полушарие вы­ражало желание стать чертежником, а пра­вое — гонщиком!
Лично я не верю в справедливость ши­роко распространенного убеждения в том, что обычный человеческий язык необходим для мышления или сознания. (В следующей главе я приведу некоторые доводы в пользу своей точки зрения.) Поэтому я отношусь к тем, кто верит, что, в принципе, обе поло­вины мозга после разделения обладают со­знанием независимо друг от друга. Пример с P. S. может служить весомым подтвержде­нием тому, что, по крайней мере в этом частном случае, это так и есть. По-моему мнению, единственное действительное раз­личие между P. S. и всеми другими случаями заключается в том, что сознание его правого полушария на самом деле смогло убедить окружающих в своем существовании!
Если мы допускаем, что P. S. действи­тельно имеет два независимых разума, то возникает довольно пикантная ситуация. Есть все основания полагать, что до опера­ции разделения полушарий у каждого па­циента было только одно сознание. Од­нако после операции их уже два! В не­котором смысле, изначально единственное сознание раздвоилось. Мы можем в связи с этим вспомнить гипотетического путеше­ственника из главы 1, который вос­пользовался телепортационной машиной и в какой-то момент (неумышленно) был по­ставлен перед фактом, что будто бы «насто­ящее» его «я» благополучно прибыло на Ве­неру. В этом случае раздвоение сознания приводит к кажущемуся парадоксу. Ведь мы можем задать резонный вопрос: «А какой, собственно, маршрут выбрал поток его со­знания „на самом деле"?» Если бы вы были этим путешественником, то какое бы из двух сознаний вы, в конце концов, назвали бы «собой»? Устройство для телепортации от­носится к области научной фантастики, од­нако в случае с P. S. мы имеем в чем-то аналогичную ситуацию и притом совершенно реальную. Какое из сознаний P. S. было бы правомерно «отождествить» с P. S. до опера­ции? Нет сомнений, что многие философы сочли бы этот вопрос бессмысленным, ибо его решение при помощи операционалистских методов кажется невозможным. Ка­ждое полушарие сохраняет память о «дооперационных» временах, и, естественно, ка­ждое будет идентифицировать себя с той — еще целостной — личностью. Но все же по­добная ситуация, примечательная в качестве своего рода головоломки и способная поста­вить в тупик, сама по себе еще не является парадоксальной.

Эта головоломка еще усложнится, если предположить, что в дальнейшем оба со­знания можно было бы каким-то образом опять свести воедино. Повторное соедине­ние разрезанных нервных волокон мозоли­стого тела на сегодняшнем этапе развития медицины исключается, но можно предста­вить себе некий способ разделения полуша­рий, более мягкий, чем реальное разрезание нервных волокон. Например, нервные во­локна могли бы быть временно заморожены или парализованы при помощи лекарствен­ных средств. Пока я не слышал о подобных опытах, но думаю, что появление техничес­ких возможностей для их осуществления — это вопрос обозримого будущего. Тогда мож­но допустить, что после приведения мозоли­стого тела в работоспособное состояние, мы вновь получим одно сознание! Представь­те, что это сознание ваше. Как бы вы себя чувствовали после того, как в течение ка­кого-то времени были двумя независимыми личностями с отдельными «я»?

www.philosophy.nsc.ru/DEPPHIL/PHILSCIENCE/anna/...

@настроение: удивлённое